Мы попросили режиссеров-аниматоров рассказать о своих работах и о скрытых смыслах, которые они в них вложили.
Для меня анимация – это возможность говорить на понятном языке с большой аудиторией. Очень многое можно показать без слов, используя только аудиовизуальные образы. Даже абстракция может быть убедительна, вызывать у зрителя яркие эмоции, заставить его задуматься, погрузиться в историю, созданную режиссером. Этим и удивительна анимация – она способна активировать абстрактное мышление на разных уровнях.
Мультфильм «Курьер» посвящен исследованию темы столкновения мечты с реальностью. Герой погружается в свой внутренний мир, как только заходит в вагон поезда – там, внутри, он как бы остается наедине со своими мечтами и желаниями. Для меня вагон, да и вообще поезд, с одной стороны – символ безвременья, когда ты перемещаешься из точки А в точку Б, находясь в замкнутом пространстве, а с другой стороны – образ стремительности жизни, ее скоротечности и изменений.
Долгое время, начиная с моего 15-летия, я жила на два города – в Рязани и Москве – и много времени ездила на экспрессе. Мне очень нравились эти поездки. Любуясь видами проносящихся полей и лесов, каждый раз встречая их в разном сезоне, я приводила свои мысли в порядок, ну и, конечно, много мечтала. О том, как сниму мультфильм про курьера, например.
Фильмы могут быть абсолютно разными. Я одинаково люблю понятные сюжеты и странные картины, в которых не все очевидно и надо покопаться, в том числе и глубоко в себе. Мой фильм вообще – о третьем, он об ощущениях, настроении, атмосфере, без всякого смысла.
Для меня анимация – авторское высказывание. Мне интересно находить художественное воплощение идей и переживаний, которые меня волнуют. Тем не менее хочется, чтобы анимация все же была понятна зрителю, поэтому я стараюсь находить некий компромисс.
Я стараюсь прислушиваться к своему настроению, которое преобладает длительное время. Например, перед тем как приступить к «Старому дому», у меня накопилось много зарисовок и фотографий, которые не были связаны друг с другом, но передавали похожее состояние. Еще в тот период я много времени погружалась в свои воспоминания о прошлом. И в какой-то момент стало казаться, что во всем этом есть взаимосвязь.
В итоге появилось желание собрать накопленное вместе. Начались поиски сюжета, который все эти переживания сможет отразить.
Для меня важно искренне, насколько могу, выразить свое отношение к теме и сделать на этой основе изобразительное повествование, которое я могу исполнить только в своей технике. Ведь аниматоры, как и все художники, имеют индивидуальный почерк, стиль. И этот стиль ддиктует определенную авторскую драматургию. Технология моих картин строится на соединении в покадровой съемке разнородных кино-видео и живописных изображений. Реальное изображение (снятое заранее) в процессе анимационной работы обрабатывается и редактируется. Весь предметно-персонажный мир (актеры, пейзажи, цапли, фазаны, павлины, бабочки, лилии) и снят, и нарисован. Работа проходит на стекле, что дает возможность получать нужное изображение путем смешивания проекции. В «реальное», запечатленное изображение я вмешиваюсь цветом, светом и текстурой мазка. Изображение рождается именно как анимация, так как я покадрово прорисовываю и снятую с актерами сцену, и документальные хроникальные кадры. Когда я составляю изображение из разных проекций на стекле, думаю о предыдущих и последующих кадрах, об общей динамике, о движении живописного слоя, о степени его проявления (от фотографического до пастозно-живописного). Кинокадры трансформируются благодаря свето-живописным лессировкам, вживлению персонажей, и степени их фактурного осмысления.
Фильм «Щелкунчик, пианино и венок из одуванчиков» сделан на основе блокадных рассказов старейшего режиссера и сценариста студии «Ленфильм» Вадима Михайлова. Ко мне обратилась продюсер Лариса Гучковская, чтобы я сделала картину, выбрав одну из новелл. Ей хотелось, чтобы был фильм в моей технике, совмещавшей игровое кино и анимацию. Я тогда заканчивала полнометражный анимационно-игровой фильм «Мелодия струнного дерева» по произведениям Велимира Хлебникова и не сразу согласилась, так как блокада для каждого ленинградца-петербуржца – тема не простая, психологически тяжелая и очень ответственная.
История о встрече двух детей в канун Рождества в первую блокадную зиму, показалась мне очень трогательной и вместительной образно. Все встало для меня на свои места, когда моя мама, которой в блокаду было девять лет, рассказала мне о нарисованной на обоях елке, украшенной новогодними игрушками. Так делали во многих ленинградских семьях. В фильме такую же праздничную ель нарисовала перед смертью мама юной героини. Девочка смотрит на елку, начинает читать «Щелкунчика», и ей слышится мамин голос.
Потом мне пришла идея сделать весь фильм на морозных стеклах (специально обработанных мочевиной для получения такого эффекта). Когда смотришь на внешний мир сквозь ледяные разводы, он кажется не очень реальным и даже волшебным. Так рождалась эта история, которая начинается в рождественскую ночь, когда происходят чудеса. Елка оживает, но вместе с ней оживают и крысы из «Щелкунчика». Мы с монтажерами, когда рассматривали хронику, обратили внимание, что пилоты люфтваффе в шлемах и кислородных масках в профиль – вылитые крысы. Оставалось только чуть-чуть дорисовать. В фильме использованы довоенные игрушки моей бабушки и мамы. Таким образом, для меня эта история получила еще и семейный оттенок.