На кинофестивале «Окно в Европу» прошла творческая встреча с режиссером, представителем славной ленинградской творческой династии Алексеем Алексеевичем Германом. На ней он анонсировал свой новый проект о Сергее Эйзенштейне. Вот самое интересное, о чем рассуждал кинематографист:

О «Ленинградской школе»:

«Ленинградская школа» стремилась к правде существования, проникновению в людей, говорила якобы простым языком, в реалистической манере. Для меня «Ленфильм» 80-х — это вещь органическая. Очень многие люди так или иначе бывали у нас дома. «Ленфильм» того времени — это огромный плавильный котел, где работали мастера. Он был переполнен энергией. Но, к сожалению, за редким исключением, кино 70-80-х умерло, «Ленинградская школа» не родила ничего после себя. При всем уважении к тому же Авербаху, для меня это кино, к сожалению, размывается со временем».

О фильме «Довлатов»:

«Довлатов был авантюрой, мне хотелось совершить путешествие в Ленинград 70-80-х. Появилась идея придумать фейковый отрезок из жизни Довлатова. Проблема была в том, что с каждым годом проникновение в прошлое становится всё сложнее. Я помню Ленинград того времени. Но город меняется, появляются новые краски, и тогда я понял, что это последний шанс отправиться туда в путешествие. Это объяснение в любви: людям, городу, времени. Фильм «Довлатов» — не про Довлатова. Есть такой миф - он был весёлый парень, ходок. Но это было не так. На самом деле он был человеком с депрессивными глазами, напоминал мне моего папу. Совмещал уверенность, азарт и депрессию. Интонация Довлатова - интонация моей тоски и желания прикоснуться к моим родителям и моим друзьям. Для меня это был чувственный эксперимент — надо было закрыть этот кусок моей жизни. Я человек не интеллектуального анализа, а эмоционального путешествия».

О «Воздухе»:

 «С «Воздухом» все было для меня понятно. Я очень эмоционально воспринимаю войну. Мне не надо было себя заставлять это прочувствовать. При этом «Воздух» показывает войну смягченно. Если бы я не смягчил что-то, то меня бы разорвали массы. Наш фильм про цену победы, которую мы заплатили».

О «Бумажном солдате»:

«Королев сделал великий подвиг. Советская космическая программа построена на невероятном подвиге. Мало кто знает, что Гагарин должен был погибнуть, у него отказала тормозная система. Есть фотографии после приземления — это человек, который пережил свою смерть. Фильм «Бумажный солдат» — о дуализме, о том что все имеет свою цену».

Об отношении к собственному творчеству:

«Я не пересматриваю свои фильмы: я иной, жизнь другая. Режиссеру не надо пересматривать свои фильмы. Ты не видишь будущего, перестаешь развиваться. Мой папа слишком много думал о своем кино, и ему было тяжело. Фильмы должны жить своей жизнью после выхода».

О своей мечте в кино:

«Если бы появился мультимиллиардер, который дал бы денег, то я бы снял про то, что творилось в искусстве после революции. Когда прекрасные режиссеры создавали самое передовое искусство. Невероятно интересно многое — копай не перекопай, куда ни ткни.

О творческих планах:

«Сейчас мы пишем про то, как работал ЦОКС в эвакуации. Как Эйзенштейн снимает там «Ивана Грозного». Это идея Константина Львовича Эрнста. У меня особенное отношение к тому, как будет показан Эйзенштейн у нас в фильме. И мне очень не нравится то, как его показывали до этого, все эти хиханьки. Эйзенштейн был великий мыслитель, потрясающий художник. У него в тот момент еще и был очень трудный период в жизни. Поводов для смеха я тут не вижу».

О судьбе человечества:

«Человечество движется назад, в ХХ, XIX, XVIII век. Сейчас момент информационной свободы, инфантильных реакций, деградации философии, политики. Единственный шаг удержать все — это возвращение к XVII веку. Ничего хорошего не будет. Общество во всем мире стало инфантильным живёт лайком, это общество, в котором слова стали важнее, чем дела. Общество посмодерна. Оно должно рухнуть, чтобы на его месте выросло что-то новое».

Полную видеоверсию встречи смотрите здесь:

 

×